Софья Ролдугина - Кофе и мед [СИ]

Я сомневалась, что кто-либо отважился бы подслушать речи лорда Рокпорта, но предусмотрительно увела его за дальний, скрытый за ширмой стол, где обычно сидел Эллис. Сперва мы говорили о пустяках: о погоде, разумеется; о последней театральной премьере, на которой не был ни один из нас; о нововведении в меню «Старого гнезда», грибных тарталетках, уже пришедшихся по вкусу завсегдатаям… Признаться, я просто тянула время, не решаясь воспользоваться советом Эллиса. А вот дядя Рэйвен, похоже, наслаждался беседой без двойного дна. Он выглядел усталым; не измотанным, как после тяжкого дела, а напряжённым, словно бы силы его начали истощаться, когда самые большие трудности оставались ещё впереди. На фоне тёмно-синих рукавов старомодного сюртука и белых манжет запястья выглядели даже бледнее обычного, и я невольно приглядывалась то к ним, то к неяркому блеску тёмно-красного камня в фамильной печатке.

Цвет завораживал.

— Бесценная невеста, — произнёс наконец дядя Рэйвен, первым решаясь нарушить мнимое спокойствие пустого разговора. — До меня доходили слухи, что вам теперь не хватает слуг?

Точно очнувшись, я усилием воли отвела взгляд. После того, как лёд в наших с маркизом отношения растаял, лгать или утаивать что-либо стало трудно. Сразу пропадала куда-то знаменитая хладнокровность Валтеров, а на свет выбиралось чувство вины.

Но сейчас я скрывала часть правды не ради себя.

— Можно и так сказать. Мистер Маноле попросил о небольшом отпуске. Но сейчас, признаться, не лучшее время. Вы… мистер Рэндалл точно рассказал вам о том, что случилось на балу?

— Да, — коротко откликнулся дядя Рэйвен. — Не трудитесь повторяться, драгоценная невеста. Или вы вспомнили что-то новое?

Я покачала головой:

— И да, и нет. Признаться откровенно, я напугана. И чем дальше, тем больше. Теперь не осталось сомнений, что тогда, во дворце, появилась именно Финола Дилейни. Я успела забыть о ней, а она… Она, похоже, наблюдает за мною. Я боюсь, что случай на балу был пробным ударом. Она дала понять, что легко заберёт у меня всё, что ей заблагорассудится. Я тогда всего лишь отдала два танца одному кавалеру — и она тут же увела его, и мне думать жутко, что он мог пострадать лишь потому, что я с ним вальсировала. А отравленное вино? Чего ей стоит отравить, например, бутыль молока, из которого мой повар затем приготовит десерт для Лиама или мальчиков Андервуд-Черри? Мне страшно, по-настоящему страшно.

Я говорила тихо, сбивчиво. И почти не лгала — за исключением того, что боялась на самом деле не за себя и даже не за детей, как ни стыдно признавать, а за Лайзо. За того, кто сам должен был меня защищать, а вместо этого имел наглость исчезнуть. Дядя Рэйвен слушал внимательно, переплетя пальцы в замок. А затем спросил:

— Леди Виржиния, а вы не думали о том, чтобы уехать на время? Тайно. Скажем, в ваш дом близ Серениссимы.

Всего одно логичное предложение полностью выбило меня из колеи. Я растерянно пригубила кофе — сладкий, невыносимо сладкий — и скользнула взглядом по силуэтам людей за ширмой. Гул негромких голосов отдалился, затем накатил снова — в точности как морские волны, мерно вылизывающие побережье.

«А если я уеду, и он вернётся к закрытой двери?»

— Нет, — ответила я машинально. Дядя Рэйвен заинтересованно выгнул бровь. — Нет, разумеется, нет. Вы знаете, как нелегко мне покидать родной город. К тому же нет гарантии, что информация не просочится, и мисс Дилейни не последует за мной. В столице я не чувствую себя одинокой, мне есть на кого опереться, к кому обратиться… — в растерянности я умолкла.

— Это настоящая причина? — спокойно поинтересовался он.

— Нет, — призналась я честно. — Но ответьте и вы: это станет решением? Вы можете гарантировать, что это наверняка обезопасит меня от Финолы Дилейни?

— Не могу, — признал дядя Рэйвен и улыбнулся: — Вам ведь кто-то посоветовал поговорить со мной, так, Виржиния?

Быстро припомнив ход беседы, я решила не лукавить больше; откровенность иногда, как ни странно, позволяет склонить чашу весов в вашу пользу там, где бессильна самая искусная ложь и неуместна полуправда.

— Да, детектив Эллис, — склонила я голову повинно. — Он посоветовал обратиться к вам. И, к слову, он считает, что его нынешнее дело может быть как-то связано с тем, что случилось на балу. И с алманским посольством.

Зрачки у маркиза расширились.

— Даже так? Любопытно. Полагаю, имеет смысл уточнить подробности у него.

— Вероятно, так.

Мы помолчали. Затем снова заговорили — и опять исключительно о приятных пустяках. О скорой выставке в галерее Уэстов, где обещали вновь показать одну из картин Нингена; о подарках на Сошествие; о том, что Лиам вместе с Паолой и близнецами собирался навестить приют имени святого Кира Эйвонского… Через полчаса маркиз покинул кофейню с очевидной неохотой. Я так и не попросила его о водителе на замену, и наверняка вечером Клэр поинтересуется, почему — если узнает об этой встрече, разумеется.

Клэр…

Что-то мне подсказывало, что разговор с ним мог оказаться куда более сложным, чем с маркизом.

К девяти вечера «Старое гнездо» неожиданно опустело — почти. Трое джентльменов, постоянные гости ещё со времён леди Милдред, неторопливо доигрывали последнюю партию в преферанс. Задержалась немного и миссис Скаровски: на неё снизошло вдохновение, и теперь поэтесса в компании трёх чашек разного — увы, равно остывшего — кофе и одного беспримерно терпеливого супруга строчила что-то в красивой тетради. К счастью, ни моё одобрение, ни даже присутствие не требовалось: хватало и Мэдди, которая по первому зову приносила очередной десерт, с любопытством косясь на путаные записи.

Клэр с обещанным кэбом до сих пор не появился; вероятно, дома никто не ждал меня раньше одиннадцати. Поэтому о транспорте позаботился Георг. Сейчас, признаться, дикой представлялась мысль, что можно добраться до особняка пешком. А ведь ещё два года назад это было совершенно обыденным действием — да, бунтарским, неподобающим леди моего положения, но опасным разве только для репутации среди особенно ревностных почитателей устаревших правил. Теперь же появляться на тёмных улицах в одиночестве казалось мне попросту глупым.

В пятнадцать минут десятого кэб уже стоял у чёрного хода — относительно чистый автомобиль наподобие моей «Железной Минни». Двигатель работал громко, хотелось даже отогнуть поля шляпки, чтобы закрыть уши. Я устроилась на потёртом сиденье, немного жалея, что у меня нет компаньонки, и попрощалась с Георгом и миссис Хат; Мадлен весело помахала мне со ступеней и умчалась обратно в зал. Стало даже любопытно, чем так заинтересовала её поэма Скаровски.

«Надо будет попросить копию потом», — пообещала я себе. Автомобиль наконец тронулся. Удивительно, что даже в таком шуме накатила сонливость. Как дитя клонит в сон от колыбельной, что мать напевает каждый вечер, так меня, привыкшую к поездкам глубоко за полночь, сморило от одного лишь привычного звука. Конечно, я не забылась, а просто склонила голову к плечу, внутренне готовая уже скоро, невыносимо скоро вставать и снова идти. Поездка слишком короткая — не успеешь даже и задремать…

Вдруг что-то задребезжало, точно упало на брусчатку жестяное ведро, и послышался детский смех. Я резко вскинулась — и поняла, что не узнаю улицу, и дело вовсе не в темноте и бромлинском густом тумане.

Меня бросило в жар; в затылке легонько зазвенело.

— Вы, кажется, не туда свернули, — произнесла я ровно, стараясь не выдать страх. Револьвер остался дома, под рукой была только трость…

«Да при такой жизни не компаньонка нужна, а телохранитель!», — пронеслось в голове паническое. И тут же вспомнилось, что защитник у меня вообще-то был, аккурат до бала на Сошествие. Нет, определенно стоит устроить Лайзо крупный выговор — за то, что посмел оставить меня со всем этим наедине…

— Туда, туда, не извольте волноваться, мэм, — проскрипел водитель. — Я, того… яму на дороге объезжал.

Лицо его, отражённое в стекле, выглядело совершенно обычным: острый маленький нос, выпуклые глаза с опущенными уголками, бледно-коричневое родимое пятно на щеке… С другой стороны, я повидала достаточно убийц, и не один из них не был отмечен печатью порока, о которой так любят писать в газетах.

— И где же мы тогда находимся? — немного повысила я голос, добавляя интонаций высокомерия и угрозы. Не так явно, чтобы разозлить; не так робко, чтобы показаться жертвой.

Водитель слегка сгорбился; кажется, помогло.

— На Кавердиш-лейн, мэм.

Улица находилась в добром квартале от кофейни, в стороне, противоположной особняку. Однако я не подала виду, что меня это смутило, и приказала:

— Поезжайте быстрее. Если через двадцать минут не доберётесь до Спэрроу-плейс, то можете не рассчитывать на чаевые.